Вроде бы я неплохо знал проблемы села. Вырос под песни деревенских женщин, выезжавших на поля. Сам возил копны, ходил за плугом, а после окончания института работал агрономом отделения, главным агрономом совхоза, руководил государственной межрайонной инспекцией по закупкам и качеству сельхозпродуктов. А потом еще почти два десятилетия работал журналистом областной газеты и тоже занимался селом. Как и всякий здравомыслящий человек, тем более специалист-аграрий, я видел не только положительные стороны организации сельскохозяйственного производства, но и недостатки. Меня беспокоили, например, и чрезмерная регламентация деятельности хозяйственных руководителей, специалистов, и принудительное планирование невыгодных работ, и многое другое. Чтобы бороться с этими пороками, я и перешел из инспекции в газету.

Но когда началась перестройка, на экранах телевизоров замельтешили такие «теоретики» села, как Черниченко, Башмачников, заговорили о столыпинских реформах, о фермере. Мне показалось это дурным сном. Я не мог понять, как можно отказаться от просторных колхозных полей, мощных ферм, машинных дворов, поделить их на мелкие наделы и сохранить при этом научно обоснованные севообороты, современную технологию. Ведь столыпинская реформа проводилась в эпоху сохи и серпа.

Все эти нелепости вскоре стали осуществляться в жизни. Как журналист-аграрник, я оказался в центре этих событий.

Кампания по акционированию крупных хозяйств началась энергично, под нажимом сверху. В один и тот же день мне приходилось бывать на двух, а иногда и на трех собраниях. Я видел недоумение на лицах крестьян. Почти на каждом собрании из зала можно было слышать одни и те же сердитые реплики: «А мне достанется колесо от К-700?», «А кто будет делать сохи?», «А можно мне с Иваном получить пай на одном поле?»

Организаторы собраний часто сердились на этих острословов. Но многие и сами не понимали, зачем все это делается, потому и старались отшутиться на такие реплики. «Ну в самом деле, — говорил мне один из председателей райисполкомов при возвращении с собрания, — как можно поделить два десятка тракторов на полторы сотни крестьянских дворов?»

Недоумевали мои собеседники и в связи с тем, почему они проводят эти собрания. Ведь у самих крестьян никто и не собирался спрашивать их мнения. Приказ был: поделить колхозы и совхозы на паи — и все тут. Не было даже серьезной инструкции, как это сделать, по какому принципу делить технику, недвижимость. Более или менее определены были только земельные паи.

Ельцинисты, захватившие в стране власть, видимо, и не собирались серьезно думать о ведении сельского хозяйства. Им важно было освободить прилавки магазинов от дешевой высококачественной советской продукции для «ножек Буша» и прочих суррогатов с Запада.

Многим моим собеседникам было непонятно, почему в стране с высокой наукой, с плеядой настоящих знатоков деревни, ученых правительство Ельцина идет на такую бездарную перестройку лучшей в мире системы земледелия и животноводства.

А потом началось то, что уже никак не назовешь реформированием деревни, скорее это похоже было на диверсию.

РАЗРУШЕНИЕ

За каких-то полтора-два года перестройки в Мариинске вдруг исчезло с прилавков магазинов мясо и масло. С удостоверением собкора областной газеты я отправился на мясокомбинат. Там удивили меня запасы мяса. Склады были забиты под завязку. Нарушалась даже инструкция по хранению туш. Они не только не были отделены друг от друга, а буквально слеплены в огромную массу. То же самое я обнаружил и на молочном заводе.

А секрет был прост.

Правительство Гайдара обрушило ценовую политику. Цены на продукты сельского хозяйства росли буквально по часам. Запасы мяса и масла на складах приносили без особых затрат огромные прибыли.

Руководители города и района пытались снять напряженку с продуктами питания. Но сила денег оказалась сильнее власти. Помню, привезли в один из магазинов машину мяса, а там некуда его разгрузить. А развозить по разным магазинам представитель мясокомбината отказался. И машину вернули на комбинат.

Гайдаровская «реформа» оказалась таким мощным тараном советского благополучия, с которым местным руководителям уже трудно было справиться. Она не только опустошила наши прилавки, не только «съела» наши вклады, но еще и обрушила сельское производство. Люди оказались без денег и средств существования. Переработчики задерживали оплату сданной продукции, а потом уже рассчитывались с ними одеревеневшими рублями. Не только технику, но и горючее на них купить было невозможно. Люди впервые ощутили в деревнях и задержку зарплаты, и отсутствие кормов для скота, и свертывание фронта работ.

А тут еще и подоспела новая кампания. Началось так называемое «обновление управленческой мысли». Под этим предлогом снимали с работы старых, опытных руководителей, как это ни парадоксально, передовых колхозов и совхозов, заменяя их случайными людьми.

В Мариинском районе таким образом был освобожден директор передового совхоза «Белогородский» Земляницын. Правда, сделано это было с соблюдением «демократии». А в Тисульском районе директора самого преуспевающего совхоза «Тамбарский» увели из кабинета под конвоем. Там просто не понадеялись на лояльность рабочих. Надо сказать, уголовное дело по обвинению Бабешко вскоре рассыпалось. Но в его кресле уже сидел нужный человек.

В моем родном Юргинском районе под кувалду реформаторов попали самые рентабельные и перспективные хозяйства, созданные в годы «застоя» с новейшими средствами производства. Это Тальский свинокомплекс на 35 тысяч голов, Искитимский комплекс по откорму молодняка крупного рогатого скота на 20 тысяч голов, крупнейшая в Кузбассе Арлюкская птицефабрика. Новые руководители этих хозяйств не только разбазарили все поголовье, но еще и умудрились залезть в огромные долги. Один только Искитимский комплекс задолжал разным кредиторам 20 миллионов рублей. К тому же сейчас там разрушены и помещения для скота стоимостью около десяти миллионов рублей. Бывший заместитель предрайисполкома Кириенко в газете «Юргинские ведомости» четыре года назад назвал общие итоги этой «реформы»: «В районе в 10 раз сократилось производство мяса».

Почти две тысячи человек только в этих трех хозяйствах остались без работы. Одни сейчас вахтовым способом наезжают в город, другие продают свои дома под дачи. Благо первые два хозяйства находятся рядом с Юргой.

Невольно возникает вопрос:

РАСХИЩЕНИЕ

В августе 2000 года редакция газеты «Кузбасс» прислала мне письмо рабочих совхоза «Тальский» и попросила проверить его. К этому времени директор совхоза Шубин уже уволился. Я встретился с некоторыми рабочими и новым управляющим хозяйства-банкрота. К этому времени в хозяйстве уже побывали работники прокуратуры. Людей волновало то, что Шубин перед своим увольнением растранжирил не только все поголовье свиней, но и продал семена зерновых. При этом семена продал втрое дешевле рыночной стоимости, а для хозяйства на посевную закупил горючее по цене 20 рублей литр. Работники прокуратуры посчитали это «нормальной коммерческой сделкой».

Мой материал в газете «Кузбасс» был опубликован под выразительным заголовком: «Совхоз развалил — в Москве квартиру купил».

Директора совхоза «Искитимский» Поддубного после проверки финансово-хозяйственной деятельности специальной комиссией областного управления сельского хозяйства и публикации этих материалов в областной газете сняли с работы. Но он вскоре был выдвинут кандидатом на пост мэра города Юрги. Правда, горожане не поддержали бывшего директора.

У нас в стране сегодня существует какая-то неписаная инструкция. Судить можно только тех, кто украл кошелек, а кто уводит из государственного или кооперативного кармана миллионы, трогать нельзя. Правда, для Ходорковского вроде сделано исключение. Но это скорее острастка, чем наказание.

Не знаю, на что рассчитывали башмачниковы со своей фермеризацией, — вероятно, на то, что освобожденный от колхозов и совхозов крестьянин осядет на своем паевом участке и займется хозяйственными делами. Но сегодня процент безработных в деревнях уже переходит все границы. Тот самый рынок, который должен был заставить крестьянина заниматься своим хозяйством, завалить страну дешевым мясом и молоком, нынче внес свои, можно сказать, роковые коррективы.

Как кооперативное, так и фермерские хозяйства сейчас сосредоточились на выращивании самой дорогой культуры — пшеницы. Это не спасло страну от удорожания хлеба на прилавках магазинов. Но переход на монокультуры приводит к снижению сбора зерна, к необходимости увеличения парового клина. И уже сегодня производители мяса ощущают острейший дефицит концентрированных кормов. При этом еще и производитель мяса должен ориентироваться на цены посредников. На рынок его просто не пускают. И в крестьянских хозяйствах стали сокращать поголовье свиней.

Да и остаются сегодня в деревнях старики-пенсионеры, которым трудно заготовить корма для более рентабельного молочного скота, и люди, потерявшие всякую надежду на нормальную жизнь.

ОБЕЗЛЮЖИВАНИЕ

Волновать сегодня власти должно не только снижение технической оснащенности деревень, резкое сокращение поголовья скота, а уже и наличие рабочий рук. Ведь при большом желании правительства и снабжении хозяйств техникой увеличение поголовья скота легко достижимо. Тем более, пока есть заводы, есть продуктивный скот. А вот то, что разбазариваются деревни и уже сегодня во многих хозяйства не хватает специалистов, механизаторов, доярок, должно всех озаботить.

Из деревень сегодня уезжают в первую очередь такие работники, на которых держались колхозы и совхозы. Мне вспоминается комбайнер из деревни Демьяновка Ленинск-Кузнецкого района — в далеком 1960 году ему как победителю соревнования предложили новый комбайн. А он походил вокруг новой машины, почесал затылок и произнес всего одно слово: «Не надо». — «Но твой же комбайн подлежит списанию. Он проработал все отведенные сроки и убрал больше всех хлебов». А он снова говорит: «Не надо». И тогда инженер с директором пошли осматривать его комбайн. И удивились: в нем было все переделано — от жатки и молотильного барабана до привода выгрузного шнека. Механизатор практически устранил все слабые места конструкции и сделал машину безаварийной...

Я знал еще деревенского шофера, который разбил бутылку водки о колесо машины, когда пришли к нему друзья выпить во время работы.

Многие знают, что в начале так называемой «фермеризации» в деревню пришло немало горожан. Но где эти фермеры сейчас? Многие из них просто не рассчитали свои силы и вернулись в город. В фермерах остались те самые крестьяне, которые привыкли к этому труду, объединились с родственниками, соседями и друзьями.

Деревня дает людям простор для инициативы и мастерства. Не случайно у нас в стране немало ученых, руководителей, творческих людей, выросших в захолустных деревеньках. Но крестьянин еще и не похож на людей, которых называют перекати-поле. Если он осядет в городе, то можно смело сказать: пустит свои корни и в асфальт.

Нефть, алмазы можно добывать ваxтовым способом. Но выращивать хлеб, ухаживать за скотиной вахтовиков не пошлешь. Почему мы молчим о проблемах деревни? Ведь сегодня стране грозит самая страшная опасность — потерять наших кормильцев. Посмотрите на районные газеты. В каждой из них целые полосы объявлений о распродаже домов. В нашем Юргинском районе, далеко не самом худшем, уже на месте многих бывших колхозов стоят дачные поселки. В моей родной деревне Бжицкая, где был один из самых преуспевающих колхозов, насчитывалось 90 дворов, сегодня остались две знакомые мне старушки.

А ведь мы с вами каждый день садимся за стол. А на многих столах уже сегодня не бывает не только мяса и молока, но и хлеба.

Кто-то может сказать, что уже сам президент обеспокоен положением в сельском хозяйстве. Он вроде бы уже отреагировал на рост цен на хлеб. Но я, кроме ахов и охов, ничего не слышал. Правительство не может никак разобраться даже с долгами крестьян, которые достигли уже 350 миллиардов рублей. А ведь скоро эти долги некому будет отдавать. Во многих хозяйствах уже осталось 25 — 40 процентов бывших заемщиков.

Такого разбазаривания деревни не знала русская земля за всю тысячелетнюю историю.

В.КАРМАНОВ.

Юрга,

Кемеровская область.