11 июня Конституционный суд РФ огласил свое постановление по делу о проверке конституционности Федерального конституционного закона «О внесении изменения и дополнения в Федеральный конституционный закон «О референдуме Российской Федерации». И признал его соответствующим Конституции РФ. Группе депутатов, оспаривающих конституционность данного закона, в их иске отказано. Напомним еще раз, что данный закон существенно ограничивает временной период, в течение которого может состояться референдум, а непосредственным поводом к его принятию было стремление во что бы то ни стало запретить инициированный коммунистами референдум по четырем жизненно важным вопросам.

Постановления Конституционного суда — документы серьезные. В конце каждого из них говорится: «настоящее постановление окончательно, не подлежит обжалованию, вступает в силу немедленно после провозглашения, действует непосредственно и не требует подтверждения другими органами и должностными лицами». Отсюда следует, что отменить такое постановление может только многонациональный российский народ, которому согласно конституции принадлежит вся полнота власти. А как отменить? Если действовать в рамках конституции, то только путем референдума. Но признанный конституционным закон как раз и ограничивает возможности народа воспользоваться референдумом как формой непосредственной демократии. «Вот такая получается загогулина», как изящно выразился однажды Ельцин. Поэтому, если вдруг Конституционный суд на клетке слона напишет «буйвол», то народу придется внимательно ловить краткие моменты, в течение которых ему отныне дозволено опровергать подобные утверждения голосованием, а не оружием.

Нам возразят, что Конституционный суд никогда не напишет подобной несуразицы. Сознательно, конечно, не напишет! А если по ошибке? Ведь errare humanum est – человеку свойственно ошибаться, и полностью отметать такую возможность нельзя. И да не заподозрят нас за это в неуважении к суду. Постановления Конституционного суда положено уважать. Так мы поступали всегда и будем поступать впредь. Но хочется все-таки, чтобы эти постановления вызывали к себе уважение не только гербовой печатью в конце, но и неотразимой логикой, убедительностью и весомостью аргументов. И очень не хочется, чтобы кто-либо заставлял нас уважать себя из-под палки.

ТЕПЕРЬ о сути принятого судом решения. Инициаторы поправок исходили из того, что референдум и выборы мешают друг другу. Мешают настолько, что проводить их меньше чем через год друг после друга никак невозможно. Суд согласился с этой мотивировкой и определил, что «одновременное проведение выборов и референдума в силу объективных обстоятельств может воспрепятствовать адекватному волеизъявлению граждан и привести к снижению эффективности и той и другой формы непосредственного народовластия». Тем самым он косвенно и задним числом признал, что ельцинский «всенародный опрос» по ныне действующей конституции, проведенный одновременно с выборами Думы и Совета Федерации 12 декабря 1993 года, препятствовал адекватному волеизъявлению граждан и привел к снижению эффективности народовластия. Но это так, к слову.

Гораздо существеннее, что Конституционный суд записал в своем постановлении о том, что он выявил «конституционно-правовой смысл» положений проверяемого закона. Иными словами, он разъяснил законодателям то, о чем они сами, принимая закон, возможно, не подозревали. Этот смысл заключается в том, что «период, в течение которого граждане могут выступать с инициативой о проведении референдума Российской Федерации и непосредственно участвовать в нем, должен во всяком случае составлять не менее двух лет, с тем чтобы в пределах четырехлетнего избирательного цикла обеспечивалась возможность проведения не менее двух референдумов». И далее записано очень жестко: выявленный судом конституционно-правовой смысл положений этого закона «является общеобязательным и исключает любое иное их истолкование».

Комментируя данный тезис в эфире радиостанции «Эхо Москвы», судья-докладчик по этому делу С. Казанцев объяснил: «Мы не можем детально регламентировать все и не хотим подменять законодателя. Но вот у вас есть четырехлетний избирательный цикл. И сейчас есть два высших избираемых органа: президент и парламент – Дума. И исходя из этого, вы не имеете права более двух лет запрещать референдум. Два года, пожалуйста, на выборы, год – на Думу, год – на президента. Но будут дополнительные, делайте что-то, либо уменьшайте сроки, когда запрещен референдум, либо иным образом решайте этот вопрос, но в любом случае не должно из четырех лет быть вычеркнуто более чем два года на проведение референдума. А как это будет сделано – уже проблема законодателя, которую, я думаю, он должен решить. Мы прямо не предписали ему изменить в связи с этим законодательство, но из нашего решения вытекает, что такие изменения необходимы и желательны».

Хорошенько запомним эти слова: меньше двух лет на референдум – меняй законодательство! Ну что же, два года — так два года, ничего не поделаешь – закон суров, но он закон. Не будем спорить, а лучше посмотрим, действительно ли эти два года имеются в распоряжении общества. Конституционный суд убежден, что имеются, и записал в постановлении, что во всех возможных случаях, предусмотренных законодательством о выборах президента и депутатов Госдумы, «срок, в течение которого референдум может быть инициирован и проведен, будет составлять более двух лет».

Проверим, насколько верен этот тезис. Думаю, мы имеем на это право, поскольку речь идет здесь не о юриспруденции, а об арифметике.

Депутаты, оспаривавшие поправки, жаловались на то, что времени для проведения референдума почти не остается. Конституционный суд подошел к этой проблеме несколько иначе, а именно: объединил два разных отрезка времени — период, когда референдум может быть проведен, с периодом, когда его можно инициировать. Не станем подвергать сомнению такое толкование права граждан на референдум – раз суд решил, значит, так надо. Но все равно, хотя срок и увеличился благодаря такому объединению в два раза, двух лет никак не получается.

Посчитаем. Закон о референдуме устанавливает четкие сроки, требуемые для его подготовки:

— 15 дней Центризбиркому на регистрацию инициативной группы;

— три месяца инициативной группе на сбор и представление подписей (кроме того, избирательная комиссия может добавить еще 15 дней для правильного оформления документов);

— 15 дней региональными избиркомами на проверку подписей и документов и направление их в Центризбирком;

— 15 дней Центризбиркому на проверку подписей и документов и направление их президенту;

— 10 дней президенту на направление документов и запроса в Конституционный суд;

— один месяц Конституционному суду на проверку документов и направление президенту своего решения;

— 15 дней президенту на издание Указа о назначении референдума;

— от двух до трех месяцев со дня опубликования Указа до дня проведения референдума.

Суммируя все эти сроки и считая, что в месяце 30 дней, получаем, что со дня регистрации инициативной группы до дня голосования граждан на референдуме должно пройти от 7 месяцев и 25 дней минимум до 9 месяцев и 10 дней максимум.

Возьмем самый оптимистичный округленный срок в 8 месяцев и приложим его к отнюдь не невозможному случаю, когда выборы президента и Госдумы разделены интервалом в два года. В этом случае между последним годом полномочий президента и последним годом полномочий Госдумы умещается один год, в течение которого можно инициировать и проводить референдум. Всего таких годов в избирательном цикле получается два. Один из них изображен на диаграмме.

Таким образом, в течение этого года можно как инициировать, так и провести рефередум, однако сумма обоих периодов меньше года – 8 месяцев, а во всем избирательном цикле — 16.

НА ЭТИ расчеты можно возразить (и здесь из области арифметики мы возвращаемся в область юриспруденции), что длительность подготовительного периода меньше восьми месяцев, поскольку моментом инициирования референдума является не момент регистрации инициативной группы, а момент сдачи ею листов с двумя миллионами подписей и прочих сопроводительных документов в избирательную комиссию. В этом случае упомянутый срок между днем инициативы и днем голосования уменьшается на три месяца и становится равным приблизительно пяти месяцам. И тогда действительно получается, что на всем протяжении всего рассматриваемого гипотетического года граждане могут либо инициировать референдум, либо участвовать в нем.

Мы полагаем, что Конституционный суд руководствовался здесь именно этими юридическими соображениями, хотя и не дал на этот счет специальных разъяснений. Но тогда выходит, что суд не учел одного немаловажного обстоятельства. Дело в том, что первому месяцу изображенного на диаграмме предшествуют минимум четыре месяца избирательной кампании по выборам либо президента, либо депутатов Госдумы. А может быть, даже больше, поскольку из весьма сбивчивых объяснений представителя Центризбиркома на слушаниях по данному делу следует, что избирательные кампании считаются законченными не менее чем через месяц после дня голосования, вместе со сдачей последнего финансового отчета. Вопрос: можно ли в период избирательной кампании создавать инициативную группу и собирать подписи?

Так вот, и по букве, и по духу новой редакции Федерального конституционного закона о референдуме выборы и референдум не должны совпадать по времени. Стало быть, не должны совпадать и их агитационные периоды. А чтобы выяснить, будут ли они совпадать в рассматриваемом нами случае, необходимо выяснить, что является агитационным периодом референдума. Заглянем в действующее законодательство.

Статья 49 закона об основных гарантиях избирательных прав и права на референдум гласит: «Агитационный период начинается со дня выдвижения кандидата, списка кандидатов, регистрации инициативной группы по проведению референдума (выделено мной. – А.Ф.) и создания соответствующего избирательного фонда, фонда референдума».

В силу указанных обстоятельств восьмимесячный подготовительный период референдума представляется гораздо более вероятным, чем пятимесячный. Ведь из процитированной статьи закона почти со стопроцентной вероятностью вытекает, что Центральная избирательная комиссия, ссылаясь на нее, откажет в регистрации любой инициативной группе в период избирательной кампании, то есть за 4—5 месяцев до первого условного месяца нашей диаграммы. Чтобы это проверить, можно попробовать зарегистрировать инициативную группу в самый разгар президентской избирательной кампании – в январе будущего года – с тем, чтобы сдать подписные листы в апреле, сразу после второго тура президентских выборов. Интересно, что скажет уважаемый председатель ЦИК А. Вешняков?

В том-то все и дело, что сказать он сможет все, что ему угодно. Таков уж новый закон, только что признанный не противоречащим конституции.

Согласно регламенту Госдумы, существует так называемое третье чтение любого закона, проводимое после лингвистической экспертизы текста, призванной устранить из него орфографические ошибки и всякого рода двусмысленности. Поправки к закону о референдуме также голосовались в третьем чтении. То есть правоприменитель вправе надеяться, что двусмысленностей в тексте закона нет. Так ли это? Давайте вчитаемся в следующий текст: «Субъекты, упомянутые в пункте 1 части первой настоящей статьи, не могут выступать с инициативой о проведении референдума Российской Федерации в период избирательной кампании, проводимой одновременно на всей территории Российской Федерации». Что здесь имеется в виду, кто здесь не может чего делать?

Правила русского синтаксиса допускают два абсолютно равноправных толкования данной фразы:

1. Некие субъекты не могут выступать с инициативой о проведении референдума в некий период.

2. Некие субъекты не могут выступать с инициативой о проведении референдума в некий период.

Так чего же, в конце концов, нельзя делать в некий период: выступать или проводить? Текст закона не дает ответа на этот вопрос, что лишний раз свидетельствует о том, что не только иные депутаты Думы, но и «лингвисты» из думского аппарата даром жуют народный хлеб. Заявители, обратившиеся в Конституционный суд, надеялись, что суд даст толкование этой загадочной фразы. Но надежды не оправдались. Похоже, суд просто не заметил двусмысленности текста, которую он признал не противоречащим конституции. Но раз двусмысленность признана конституционной, это значит, что и впредь любой госчиновник остается в полном праве обращаться с законом, как с дышлом – куда повернешь, туда и вышло.

ТАК ОБСТОЯТ дела с содержанием закона. Но заявители оспаривали его конституционность и по порядку принятия. В этой части Конституционный суд дело рассматривать отказался и постановил, что «проверка конституционности закона по порядку принятия фактически означала бы и проверку нормы регламента Госдумы, разрешающей одним депутатам голосовать за других по доверенности, соответственно, предрешала бы оценку других законов, принятых в таком же порядке. Таким образом, запрос в этой части не может быть признан допустимым, а производство по делу подлежит прекращению».

Здесь опять-таки налицо явное недоразумение. Суд ошибочно приписал заявителям то, чего они не заявляли. Заявители вовсе не оспаривали упомянутой нормы регламента. Они говорили о нарушении как раз этой нормы – не о доверенностях самих по себе, а о путанице и неразберихе с доверенностями при голосовании именно данного закона. На этот счет суду был представлен целый ряд документов. Однако рассматривать их и заслушивать свидетелей суд отказался.

Наконец, заявители спрашивали, почему законопроект, уже признанный отклоненным и снятым с повестки, был как ни в чем не бывало вновь проголосован без включения его в повестку дня. Этот вопрос также остался без ответа. И вообще заявители не получили от Конституционного суда ответа на половину вопросов, изложенных в заявлении или публично оглашенных в зале судебных заседаний. Изложить их в рамках статьи совершенно невозможно.

Стало ли все происшедшее в Конституционном суде какой-то неожиданностью? Нет, не стало.

Еще древнегреческий софист Фрасимах из Халкедона определил справедливость, как выгоду сильнейшего. В пересказе Платона (в знаменитом и изучаемом на всех юрфаках диалоге «Государство») этот мыслитель, отличавшийся, по свидетельству современников, ясным, тонким и находчивым умом, говорил так: «Всякая власть устанавливает законы в свою пользу. Установив законы, объявляют их справедливыми для подвластных – это и есть как раз то, что полезно властям, а преступающего их карают как нарушителя законов и справедливости. Так вот я говорю, почтеннейший Сократ: во всех государствах справедливостью считается одно и то же, а именно то, что пригодно существующей власти. А ведь она – сила, вот и выходит, если кто правильно рассуждает, что справедливость – везде одно и то же: то, что пригодно для сильнейшего».

В учебниках права Фрасимаха не ставят в пример студентам, но в реальной практике суды с незапамятных времен нередко следуют его заветам. Поэтому тем, кто находится «в своем праве», никакой суд, по сути, не нужен. Характерный тому пример: когда Госдума решала, кого из депутатов направить в Конституционный суд для защиты данного закона, фракция СПС отказалась выдвигать своего представителя, поскольку решение суда, как сказал депутат этой фракции Б. Надеждин, и так уже предопределено в администрации президента. Вот достойные ученики Фрасимаха!

И все же в суд нужно было идти. Хотя бы для того, чтобы народу стало более понятным, кто и как определяет и регулирует его «неотъемлемые» права.