Фальсификация исторической правды, откровенная ложь и клевета на советский строй, Коммунистическую партию в начале 90-х стали основным рычагом манипулирования общественным сознанием на постсоветском пространстве, позволившим предавшей свой народ правящей партийно-номенклатурной верхушке руководства СССР развалить великую страну, осуществить демонтаж социализма, присвоить колоссальные богатства, созданные несколькими поколениями советских людей. В результате ее преступной деятельности миллионы людей были ввергнуты в нищету и бесправие, обречены на голодное вымирание, унизительные скитания по миру в поисках хлеба насущного. Сегодня даже самые рьяные противники социализма не рискуют восхвалять плоды грабительского «капиталистического рая», созданного криминальными деяниями новоявленных нуворишей: слишком разителен контраст в уровне жизни, социальной защиты людей, нравственном здоровье общества советской эпохи и сегодняшней действительности. Да и само общество, оправившись от мутного потока лжи и клеветы, выработало достаточно стойкий иммунитет к всевозможным попыткам антикоммунистической пропаганды переписать заново собственную историю, осквернить героическое прошлое своей страны, ибо, несмотря на трагические страницы и объективные трудности, вехи советской истории, творимой народом, были и остаются предметом его исторической гордости и национального достоинства.

     Однако чем очевиднее величие прошлого в сравнении с убогостью, несправедливостью и жестокостью нашей нынешней жизни, содержанием которой стала всенародная борьба за выживание миллионов ограбленных и обманутых сограждан, тем отчаянней попытки антикоммунистов всех мастей отвлечь общественное сознание от сегодняшних социально-экономических трудностей и проблем, перевести недовольство народа в безопасное для нынешней власти русло. И потому, следуя известному принципу — «Разделяй и властвуй», предпринимаются все новые, все более изощренные попытки раскола общества на почве исторической памяти. Не случайно на последнем, ХХХVII съезде КПУ так остро были поставлены вопросы о необходимости активизации контрпропагандистской работы партийных организаций, решительного разоблачения антикоммунистических фальсификаций советской истории, практики реального социализма, его исторической перспективы.

     В ТОМ, насколько актуальны эти вопросы для партии, всего общества, еще раз убедился, ознакомившись с очередным антикоммунистическим пасквилем с архаично-поэтическим названием «Сумерки», принадлежащим перу бывшего главного идеолога горбачевской перестройки Александра Яковлева.

     Псевдоисповедальные откровения изменников и перевертышей, как правило, малоинтересны с содержательной точки зрения, однако весьма поучительны для понимания природы и мотивации предательства, поиска необходимых для его разоблачения аргументов. Именно поэтому счел возможным поделиться с читателями некоторыми размышлениями, возникшими при прочтении яковлевских «Сумерек».

     О чем эта многословная, почти на 700 страниц, книга, густо насыщенная весьма оригинальными авторскими метафорами типа: «Лежат на помойке истории всякие там навуходоносоры, чингисханы, нероны, ленины, сталины, гитлеры, пол поты», или: «Насильственные революции — это кровь на розах сладких иллюзий»? Если в двух словах — о себе, любимом, и отчасти — об ушедшей эпохе.

     Автор, которого т. н. «перестройка» ненадолго вынесла на вершины власти как западника и либерала, как идеолога разрушения страны под видом дальнейшего упрочения социализма и демократии, поставил перед собой задачу поистине глобального масштаба: провести ревизию движущих сил исторического прогресса, переписать на свой субъективный лад политическую историю России ХХ века и попутно представить перед грядущими поколениями свою однозначно преступную деятельность как высшее достижение либерально-демократической мысли и социальной практики.

     Если перевести высокопарную авторскую риторику, от которой на километр разит хлестаковщиной, на простой язык, то суть сказанного можно свести примерно к следующему: Перестройка — это я. Новое мышление для СССР и для всего мира — это тоже я, мои мысли, идеи, раздумья. Горбачев — это тоже я; именно я писал все его основные доклады и выступления, предложил ему план идеологического и политического обновления страны, по которому была демонтирована прежняя система власти и управления обществом, разрушена экономика и брошена на произвол судьбы жизнь 300-миллионого содружества наций. Я, будучи убежденным антикоммунистом и антимарксистом, трусливо приспосабливался и к старой, и к новой власти, охотно пользовался немалыми дивидендами высшего чиновничества, льстил Горбачеву, которому нравилась моя туманная, но внешне эффектная риторика; потом льстил Ельцину, надеясь занять высокое место в его команде; теперь же, стараясь удержаться хотя бы вблизи от нынешней власти, осторожно хвалю Путина. Я и мои единомышленники все делали правильно, беда лишь в том, что плодами нашей судьбоносной деятельности воспользовались, как это не раз бывало, плохие люди. От их жадности и жестокости и страдает наш славный народ.

     Бросается в глаза компилятивный характер книги. Все ее идеи, оценки, факты взяты из мутного потока антимарксистской и антисоветской литературы, щедро издаваемой в России и за рубежом в качестве идеологического обеспечения нового режима. Уже давно утрачен интерес к сплетням о жизни высокого начальства, о политической кухне Кремля, о специфике характеров Ленина, Сталина, Хрущева, Горбачева, Ельцина.

     Исключительно для самооправдания и самовозвышения смакует автор трагические страницы советской эпохи, считая их идеальным «компроматом» на социализм, которому он отказывает в праве на объективное историческое существование, считая его уродливым порождением экстремизма Ленина и его «банды». «Тогда, в первые годы XX столетия, со столыпинских времен в России забрезжил свет надежды. Зашумела Россия машинами, тучными полями, словом свободы. Перед страной открылась реальная перспектива совершить мощный бросок к процветанию». К сожалению, эта благостная картина — всего лишь виртуальный продукт богатой фантазии автора. Столыпин — его любимый герой, которому автор прощает беспрецедентные для России репрессии, мягко называя их «более жесткими мерами борьбы с революционными выступлениями». Кстати говоря, и само слово «перестройка» взято из политического словаря Столыпина.

     Нет сомнения, что аграрная реформа Столыпина дала толчок развитию капитализма в сельском хозяйстве, сохранив при этом неприкосновенность помещичьих владений. 4 миллиона обездоленных крестьян откликнулись на призыв Столыпина и направились в восточные районы страны осваивать нетронутые земли. Однако в большинстве своем, не имея техники, денежных средств, они оказались брошенными на произвол судьбы. Около миллиона из них вернулись назад. А капитализм в деревне способствовал дальнейшему расслоению крестьянства, не ликвидировав при этом отсталости аграрных отношений, не устранив феодальных пережитков, не утолив земельного голода крестьян.

     По оценке А. Яковлева, силы, пришедшие во власть в результате Февральской революции, на волне яростной критики царского правительства за развал экономики, за неумение и нежелание выйти из кровопролитной войны, решить болезненную проблему земли, оказались еще слабее и хуже прежней власти. Именно они ввергли страну в состояние полного хаоса, парализовали экономическую жизнь, создали условия для всевластия криминала и коррупции. Интересно, что эта оценка полностью приложима к деяниям самого автора и катастрофическим последствиям перестройки, главным идеологом которой он явился. Не случайно известный российский философ Александр Зиновьев остроумно и справедливо назвал эту эпоху «катастройкой».

     Романтику Февраля перечеркнули яростные и беспощадные крестьянские бунты. Война и голод ожесточили народ. Спрессованная веками ненависть, нищета, несправедливость вырвались наружу и понеслись по российским просторам. И тут, по схеме Яковлева, на политической сцене появляются большевики и блестяще используют психологию разъяренной толпы, отбрасывают уникальную перспективу свободного развития России и осуществляют в Октябре 1917 года контрреволюционный переворот. В этой идее заключен весь пафос книги Яковлева, который «обижен» на Февральскую революцию за неспособность решить коренные вопросы жизни России, выполнить свое историческое предназначение. «В результате Россия была отдана на растерзание большевикам».

     ЯКОВЛЕВА мучает вопрос, сохраняющий свою актуальность и сегодня: «Почему уже осенью 1917 года демократия, рожденная Февральской революцией, была сметена «контрреволюционным переворотом»? Почему же и в конце XX столетия, когда коммунистическая власть в России рухнула, за большевиков голосует треть избирателей?».

     Что делать, другого народа и другой истории у России не было. История, как говорил Чернышевский,— «это не тротуар Невского проспекта», это не праздничное шествие торжествующих народных масс, а яростная, беспощадная борьба крупных социальных групп, именуемых классами. И эту борьбу ведут не болтуны-либералы в белых перчатках, в нее втянуты целые народы, страны, континенты. Здесь густо переплетены извечное стремление к свободе, жажда мира и покоя с традициями тирании и варварства, с неизбежными жертвами. Историку, каковым себя считает Яковлев, следует не столько проливать лицемерные слезы по поводу т.н. «толпозависимости» демократии, сколько стремиться к пониманию объективных законов мирового процесса, выйти, по совету Герцена, «вширь понимания» силы страстей человеческих и их роли в истории, а не конструировать прошлое из бессодержательных и произвольных абстракций.

     В каждом повороте истории пульсируют интересы миллионов людей, а не придуманные высоконравственные максимы. Их концентрированная воля движет событиями. Мир соткан из противоречий, а не из благих намерений, и нередко движущей силой в нем оказываются самые низменные побуждения, среди которых — вульгарная жадность, грубая жажда наслаждений, стремление к грабежу общего достояния, насилие, коварство, измена. Вооруженные марксистской идеологией большевики предприняли беспрецедентную попытку устранить эти негативные факторы, увидев их причину в господстве частного интереса, поработившего корысти ради все жизненные силы человеческого сообщества. В основе социалистического мессианства — не прихоть и амбиции мечтателей, а извечная жажда свободы и справедливости. Да, семидесятилетний опыт социализма был оплачен значительными жертвами, но он приносил ощутимые плоды, преодолевая фантастическое сопротивление империализма, успешно направляя энергию частного интереса в общественное русло. Это был великий прорыв к свободе.

     Яковлев сокрушается о прошлом, о том, что в многообещающем Феврале 1917-го Россию охватили стихийные крестьянские бунты, когда крестьяне действовали не в милых сердцу либерала цивилизованных рамках, а захватывали земли, жгли поместья, по-варварски уничтожали культурные ценности. «Помутнение рассудка нации было очевидным. Отними, раздели и пропей — вот они, «этапы большого пути» к разрушению страны». Формально большевики не имели отношения к этим событиям. Крах самодержавия разрушил плотину, которая сдерживала напор всенародной ненависти, накапливаемой веками рабства, и только большевики попытались обуздать эту дикую и страшную стихию, не избежав при этом трагических просчетов и ошибок. Слишком велика была сила внутреннего и внешнего противодействия.

     Вдумчивый историк обязан учесть, что российская монархия была, по ленинскому определению, «самой реакционной и варварской монархией Европы». Революция произошла в стране с реальным, а не воображаемым уровнем политической культуры, народ которой формировался в условиях тысячелетнего рабства. Российская действительность в корне отличалась от той европейской действительности, в которой капитализм родился и развивался в своих классических формах.

     Своей тягучей, перегруженной образами риторикой Яковлев «забалтывает» подлинный смысл революционных событий, постоянно противореча самому себе. Ведь он сам говорит о разрушительных последствиях войны, об экономической и политической некомпетентности власти, быстро терявшей свою недавнюю популярность, о недальновидности промышленной и финансовой буржуазии, об утонувшей в болтовне митинговой стихии. Страну охватывали экономическая катастрофа, дезорганизация промышленности, потеря управления, гнев крестьян и солдат, жаждавших кардинальных перемен в своей многострадальной судьбе. И только в большевиках они увидели реальную силу, которая знала, что нужно делать для немедленного спасения страны.

     Если Октябрь, по мнению Яковлева, явился актом контрреволюции, организованной Лениным и большевиками, то почему этот акт так решительно поддержал народ? С помощью «переворота» можно овладеть техническими учреждениями, но нельзя совершить революцию. Любой путч превращается в авантюру, если он не поддержан народным движением. Разве могла эта новая власть без опоры на широчайшие народные массы создать новую армию, новые органы управления, отменить сословные ограничения, отразить яростные атаки внутренних и внешних врагов, победоносно завершить Гражданскую войну и начать создание государства трудящихся, не имевшего прецедента в мировой истории?

     СЕГОДНЯ Яковлев, обласканный новой властью, смело обличает Ленина, Октябрьскую революцию, называя ее «топором народной расправы», упрекает ее в насилии, в применении крайних мер, введении продразверстки и других издержках пролетарской диктатуры. Но суровые меры диктатуры были вынужденным ответом на опасный ход событий в условиях национальной катастрофы. Вот голос из предреволюционного 1916 года, принадлежащий известному политику Шингареву: «Сгустить краски гуще того, что в жизни, невозможно. Вот-вот не будет хлеба в городах, рабочие вырвутся на улицу. Страна уже порывается к самосуду». В том же 1916 году в условиях нарушения нормального товарооборота царское правительство устанавливает твердые цены на хлеб и вводит со 2 декабря... продразверстку, которая провалилась из-за саботажа со стороны коррумпированных чиновников, поставив страну на грань голода.

     В аналогичной ситуации большевики тоже пошли на крайние меры, поскольку в условиях инфляции, разрухи, отсутствия товарных запасов обеспечить нормальное снабжение города через рынок было невозможно. Твердой, суровой рукой они сумели провести эти меры, отодвинув угрозу голодной смерти в городах и армии. Без всякой болтливой риторики на деле, в пораженной глубочайшим кризисом стране большевики обеспечили скудными, но надежными пайками все городское население России.

     «Насильственная революция, — пишет Яковлев, — это истерика, бессилие перед давящим ходом событий». Эффектная и совершенно пустая фраза. Именно «давящий ход событий» требовал суровых предупредительных или ответных мер. Большевики были решительными и отважными людьми, но отнюдь не самоубийцами. Им не нужна была гражданская или любая другая война, они собирались усадить народ за парты, строить новые заводы, фабрики, электростанции, они закупали у американца Хаммера сотни миллионов карандашей и тетрадей. Но имущие классы не сдаются, они инспирируют серию террористических актов, убийств, мятежей. На голову новой власти сваливается еще и интервенция иностранных держав, угрожающая физическому существованию страны и народа. Любопытно знать, что сделал бы в такой ситуации прекраснодушный либерал Яковлев, окажись он во главе государства? Впрочем, зачем гадать? Он уже был вместе со своим другом Горбачевым во главе великой державы, которую они оба трусливо сдали на милость мировому капиталу и мировой олигархии и обрекли миллионы людей на нищету и страдания.

     Сегодня просто трудно себе представить ту гигантскую и трагическую совокупность проблем, перед которой оказались большевики в условиях империалистической блокады и небывалой активности внутренних врагов. Война была силой навязана Советской России. В этих экстремальных условиях диктатура с ее жестокими репрессивными методами была неизбежна. Она противостояла разрушению и гибели страны, и это обстоятельство понимало и поддерживало большинство народа.

     Обращение к насилию в таких обстоятельствах — трагедия, но не преступление, это скорее трагическая неизбежность. В Англии и Франции рубили головы королям. Путем насилия народы этих стран свергали традиционную власть. У истоков американской плюралистической демократии мы обнаруживаем жестокую «зачистку» территорий, революцию и гражданскую войну между либеральным Севером и рабовладельческим Югом. Ленин, большевики сумели овладеть стихией революции, направить разрушительную энергию в созидающее русло. Повторимся еще раз: революция — не только праздник униженных и оскорбленных, это драма, взрыв яростных эмоций, ненависти, гнева, неистребимая жажда свободы и добра.

     Революция во всех своих измерениях — тема неисчерпаемая и поучительная. В ней есть все: великое и ужасное, святое и грешное, доброе и злое, случайное и закономерное. Но человек, которого уже многие призабыли и который хочет во что бы то ни стало напомнить о себе каким-нибудь эффектным жестом, не ищет истину, а ради утоления собственного тщеславия «низвергает» авторитеты, оскверняет прошлое своей страны. Какова мера искренности этого человека, всегда ли он был таким непримиримым оппозиционером?

     В ФЕВРАЛЕ 1990 года, когда еще был жив СССР и высокий партийный функционер еще боялся оплевывать советскую систему, Яковлев выступил на встречах с коллективами МГУ и Высшей партийной школы по актуальным проблемам идеологии и политики. Вот фрагменты его высказываний: «Но мы не вправе забывать: марксизм впервые в истории поставил вопрос о роли объективных обстоятельств, законов в жизни общества». «Сейчас для нас главная задача... социалистическую идею сохранить и развить, а я уверен, что это самая прогрессивная идея конца прошлого и нынешнего веков». «Надо прочесть заново подлинного и полного Маркса, творчески оценить всю глубину методологии Ленина». Я отношусь к Ленину сверххорошо, если не сказать больше. Человек высочайшей культуры, высочайшей степени ума и в особенности способности к анализу. А главное, что для меня лично является очень высоким в характеристике Ленина, — его умение самому пересматривать позиции, когда этого требует жизнь. Это и есть диалектика, это и есть марксизм».

     В это же самое время в тиши своего уютного кабинета Яковлев пишет книгу против марксизма, Ленина, социализма, которую напечатает уже при другом начальстве. Его «новые песни о старом» звучат совсем по-другому: «Марксизм... — псевдонаучная религия, лишь воспринявшая от науки ее словесную атрибутику», «марксизм привел нас в пропасть, к отсталости, изничтожению совести», «большевизм — родное дитя марксизма. С точки зрения исторической — это система социального помешательства».

     Человек может впасть в сомнения, отказаться от прежних кумиров и взглядов, решиться на мучительный поиск истины. Но Яковлев признается, что не верил в принципы, которые должен был проповедовать в силу своих партийно-идеологических обязанностей. Значит, он позволял себе лгать ради карьеры и доставляемых ею жизненных благ. Зачем же лезть в духовные пророки, зачем предлагать людям, миллионам людей пищу, которую ты изначально считаешь отравленной? Любой диссидент честнее и достойнее этого сотканного из фальши человека. Как тут не вспомнить библейское: «Единожды солгавши, кто тебе поверит?».

     Его открытая брань в адрес социалистический революции, ее вождей, страны и народа, его претензии и амбиции — все говорит о глубоко поразившем Яковлева комплексе неполноценности. К нему вполне приложима сталинская формулировка: «Гипертрофированная претенциозность недоучившегося теоретика». Он на «ты» с мировой историей, легко и небрежно ниспровергает марксизм, легко выбрасывает на помойку истории «всяких там лениных и сталиных». Пинать мертвого льва — удел злобных и трусливых шакалов. Кстати, о том же Сталине одно из наиболее авторитетных в мире изданий — «Британская энциклопедия», аккумулирующая самые выдающиеся достижения истории и науки, пишет: «Сталин стал неоспоримым хозяином СССР. Он проявил необычайную силу воли, стойкость и хладнокровие... В течение десятилетия СССР действительно был превращен из одного из самых отсталых государств в великую индустриальную державу: это был один из факторов, который обеспечил советскую победу во Второй мировой войне... В основе странного культа были несомненные достижения Сталина. Он был создателем плановой экономики; он принял Россию с деревянными плугами и оставил ее с атомными реакторами; он был «отцом Победы». Но его достижения были искажены деспотизмом и жестокостью его диктатуры... Сталин — одна из самых сложных, могущественных и противоречивых фигур мировой истории». Как разнятся эти оценки с примитивно-прямолинейным яковлевским ярлыком: «Жестокий и беспощадный диктатор».

     Становление СССР пришлось на жестокое и беспощадное время. Ни одна страна не стояла перед таким трагическим выбором: «Либо погибнуть, либо догнать передовые страны... Погибнуть или на всех парах устремиться вперед. Так поставлен вопрос историей». Это Ленин. А Сталин уточняет: «Мы отстали от передовых стран на 50—100 лет. Мы должны пробежать это расстояние в десять лет. Либо мы сделаем это, либо нас сомнут».

     И это было сделано ценой нечеловеческого напряжения и огромных жертв. Само время было беспощадным и безжалостным, и таким же суровым был регламент повседневной жизни всего народа. И только благодаря железной воле Сталина, несгибаемой моральной стойкости народа Советский Союз выиграл самую страшную из войн и спас мир от нацистского рабства. Это и есть, несмотря ни на какие трагические эпизоды советской истории, самое главное событие XX столетия.

     «Россия сошла с магистрального пути развития и отстала на столетие», — сокрушается Яковлев. Что поделать, Россию не один раз пытались столкнуть с магистрального пути. Когда-то она прикрыла своей грудью народы Европы от ужасов татаро-монгольского нашествия и потеряла целых два столетия. Далее русско-японская, Первая мировая, Гражданская войны, огромные потери людей, материальных ресурсов, потеря исторического темпа. За весь мир и за себя сражается с Гитлером, потеряв в этой войне до 27 миллионов человек. 30 процентов национального богатства, т. е. почти треть страны. И каждый раз ценой немыслимых усилий народ восставал из пепла, поднимался на ноги, догоняя ушедших вперед.

     Пережив все это, народ не мог не чувствовать усталости. Устала страна, устала чрезмерно милитаризированная экономика, устала сама система, которая, однако, переживала серьезную эволюцию. Уходили в прошлое крайности сталинской эпохи, люди стали жить лучше, они были теперь гораздо образованнее и культурнее. Невиданными темпами развивалась наука. Полет Гагарина потряс весь мир. В два с лишним раза увеличилась продолжительность жизни, а население страны, несмотря на громадные и страшные потери, превысило четверть миллиарда человек. Советский Союз стал второй великой державой мира.

     Когда-нибудь исследователи дадут ответ на самый больной вопрос: «Каким образом великий народ позволил кучке болтунов и дилетантов от политики обмануть себя, как он своими руками привел их к власти и, убаюканный лукавыми, сладкоречивыми словами, позволил им средь бела дня совершить бескровный контрреволюционный переворот, узурпировать власть в стране, подорвать ее наднациональный общенародный суверенитет, ее военную и экономическую безопасность, ее духовное здоровье?»

     ТЯЖКО было строить и защищать эту страну, зато как легко и быстро она была разрушена! Народ не успел оглянуться, как Горбачев и его идейный наставник Александр Яковлев, по праву именующийся «серым кардиналом контрреволюции», демонтировали под аплодисменты Запада и либеральной «интеллигенции» основы системы социалистического управления, фактически устранили Коммунистическую партию от руководства страной и, ловко жонглируя понятиями «застой», «перестройка», «реформы», «обновление», «новое мышление», начали идеологическую подготовку процесса реставрации капитализма. Такие, как они, превратили идею гласности в настоящий политический стриптиз, в оргию саморазоблачения и самобичевания. В расчете на комплименты Запада Яковлев и подвластная ему пропаганда начали под видом восстановления исторической правды обливать потоками грязи историю своей Родины.

     Утратив всякое чувство стыда и меры, высшее партийно-государственное руководство страны открыто, без всякого внешнего принуждения предало собственные идеалы и героическую историю строителей социализма, оплевало все то, что было создано советским народом ценой неимоверных жертв и усилий. Делалось это вовсе не ради истины, а ради шкурных интересов, разного рода западных подачек, ради формирования «имиджа» мужественных борцов против сталинизма.

     Все это ударило бумерангом по авторитету самой власти. В стране началась смута, опасная эйфория вседозволенности, подстегиваемая фразами типа: «Разрешено все, что не запрещено законом». Политическим авантюристам за несколько лет удалось сделать то, о чем противники СССР на Западе и на Востоке мечтали десятилетиями: произошла полная дестабилизация общества. Власть потеряла контроль над ходом событий, и огромная, великая страна распалась, прекратив свое политическое существование. Геостратегическое равновесие в мире было нарушено.

     Вкусив власти, Яковлев теперь тяжело переживает свою невостребованность. Он пытается подбодрить себя: «Пройдут годы, и, возможно, людская память водрузит на исторический постамент имена реформаторов России конца XX века за их вызов большевистскому тоталитаризму». Вряд ли такое случится. Скорее его будут вспоминать как Герострата, который с помощью громкого преступления решил прославить свое имя в веках.

     Закончить же эти заметки хочется мудрыми, вещими словами российского философа и друга Александра Сергеевича Пушкина Петра Чаадаева: «Но горе тому, кто иллюзии своего тщеславия или заблуждения ума принял бы за высшее просветление...».

  П.СИМОНЕНКО,
Первый секретарь ЦК КП Украины