Багдад пал. Весь вечер 9 апреля арабские телеканалы показывали картинки, которые еще за день этого не чудились нашим и американским «демократам» в их самых смелых мечтах: толпы, ревущие антисаддамовские лозунги, сваливающие при помощи американских морпехов памятник Хусейну, приветствующие армию, которая в течение двух недель нещадно бомбила и утюжила ракетным и артиллерийским огнем их самих и их соплеменников, громящую магазины и правительственные здания... Стоило регулярным иракским войскам отойти под натиском противника, как город наполнился коллаборационистами и мародерами. Как это могло произойти? Маленький, провинциальный Умм-Каср сопротивлялся более недели, Басра до сих не сдалась оккупантам, две недели противостояв обстрелам, которые превратили ее уже в груду руин, а семимиллионный Багдад — город европейского уровня, с огромными запасами продовольствия и оружия, с разветвленными подземными коммуникациями, с бомбоубежищами и несколькими линиями обороны — пал...

А объяснение просто: Багдад сдался так неожиданно, так быстро и так унизительно именно потому, что он — столица. В современном, модернистском и постмодернистском мире столица — это место, куда стекаются со всей страны не только лучшие умы, таланты и дарования, но и карьеристы, конформисты, деляги и рвачи всех мастей; провинция слишком тесна для их непомерных амбиций, им нужна столица, где делается национальная политика, где сосредоточен «цвет бюрократии», где раздаются «высокие посты»...

По линии «провинция — столица» проходит сегодня демаркация между традиционными ценностями, верности своему народу, земле, вере, государству, трудолюбием и порядочностью — с одной стороны и космополитичным либерализмом, оторванностью от корней, нигилизмом, потребленчеством, цинизмом — с другой стороны. Поскольку весь спектр этих либерально-космополитичных «ценностей» сегодня воплощает в себе Америка (хотя в самих США они странным образом переплетены с махровым, ханжеским протестантским фундаментализмом, именно там они получили наиболее радикальное выражение), то у каждой страны есть в этом смысле своя «Америка», которая ассоциируется с вестернизированным образом жизни столицы. «Русская Америка» — это современная Москва, «иракская Америка» — Багдад.

На телекартинках колонны американской бронетехники встречали кучки молодых людей со звездно-полосатыми флагами, молодые люди были коротко стрижены, одеты в джинсы и по своему внешнему виду мало чем отличались от точно таких персонажей «поколения пепси» в любой стране мира. Для этих людей не существует понятий «Родина», «честь», «долг», они — идеальные потребители и поэтому с восторгом встречают танки страны-лидера «общества потребления», их не смущает, что еще вчера из этих танков стреляли по жилым кварталам их города и от этих выстрелов гибли их сограждане, женщины, дети, им важно лишь, что завтра вслед за этими танками в Багдад придут «Пепси-кола» и «Кока-кола», «Макдоналдс» и «Винтер-фреш», то есть все символы их любимого «потребительского рая».

Повторю, эти персонажи совершенно одинаковы во всех точках земного шара, куда только дошла пресловутая западная «цивилизация», — в Нью-Йорке, Париже, Стамбуле, Москве. Если американская армия нападет на путинскую Россию, вменив ей, например, в вину «нарушения прав человека в Чечне», то где-нибудь в Туле или в Арзамасе, бесспорно, возникнут отряды сопротивления, отстреливающие американских морпехов, а вот в Москве, боюсь, точно так же выйдут на улицы какие-то люди со звездно-полосатыми флагами, как только Путин отдаст приказ Российской армии не вступать в бои с американцами, так как США-де — наш стратегический партнер, а ввод американских войск — это-де не оккупация, а просто «миротворческая инициатива».

Но именно этот факт и внушает определенный оптимизм. Оказывается, Америка, как ее ни понимай: в переносном или прямом смысле, — слабейшая из стран мира. Начнись бои где-нибудь в штате в районе Вашингтона или Нью-Йорка, и уже через несколько дней их ныне победоносный флаг будут утюжить гусеницы танков оккупантов. А что рано или поздно час возмездия для США пробьет, лично у меня нет ни малейших сомнений. Многие государства с легкостью начинали завоевательные походы в дальние страны, заканчивались же они крайне плачевно — позорным разгромом их собственной страны.

Когда войска Александра Македонского разгромили Персию — крупнейшую державу древности, которая долгое время представляла смертельную опасность для греков — отвоевывала греческие города-колонии, посягала на саму Грецию и была остановлена лишь героическим сопротивлением эллинских армий, — Александр в столице персов сел на трон царя Дария, и один из приближенных Македонского, коринфянин Демарат, заплакал. Когда же Александр, спросил: почему он плачет посреди всеобщего ликования, — тот ответил: какой радости лишились те греки, которые не увидели падения персов! Думаю, многие в России и по всему миру молятся сейчас о том, чтобы не быть лишенными радости увидеть падение нового «мирового жандарма» — Соединенных Штатов Америки.